Выбраться за пределы Шибунсена, за пределы того места, где любое снятие ограничителя души засекут за минуту или менее, в принципе, не так уж сложно, а уж если ты Викинг – то и вовсе лёгкая прогулка. Его немногие знали, а по утрам в Шибунсене обычно тихо и спокойно, так что некому было удивляться бредущему мужчине с сумкой через плечо, за которым тащился второй, небрежно засунув руки в карманы.
И Викинг, и Герда (будь бы он ей сейчас) присутствия Пса не одобряли, назойливость его им обоим одинаково не нравились – но, если Викинг мог бурчать себе под нос только какие-то весьма неясные угрозы, то Герда, будьте уверены, имела бы куда более осмысленные претензии. Трудности существования аж в трёх ипостасях заключались прежде всего в том, что память хоть и одна, Викингу было сложно вспоминать то, чему свидетелем он лично не был. Так вот, то, что у Герды действительно были к Псу претензии, он понимал отчётливо – а вот какие именно, понять ему было не под силу. Но прекрасно помнил, что последний раз эти претензии чуть не стоили Псине жизни, ибо нет ничего страшнее ведьмы в восемнадцать лет, у которой переходный возраст хоть и сходил на нет, да не сошёл, видимо.
Окраины Шибунсена – это громко сказано, город вроде и заканчивается резко, шёл-шёл, и тут на тебе, кончился город, впереди пустыня и дорога в Вегас. Так вот, окраины у Шибунсена всё-таки были, хоть и не со всех сторон. Домики такие небольшие, модели «сельский сарай», по пять штук вокруг главной стены. Это, собственно, окраины и есть, идеально для того, чтоб посидеть в тенёчке, на город с неожиданной стороны посмотреть, ну или вот для ведьмы, защиту души снять. Методом проб, Герда на отлично выяснила, где именно кончаются границы Шибунсена, словно колокол умножающие любой отклик души. Ну а Викинг запомнил, и теперь, когда город остался позади, резко свернул вправо и повёл Пса вокруг городской стены – по песку и не с солнечной стороны, чтобы тень от всех башенок академии и стены города прикрывала их и не давала очуметь от жары.
Шли они недолго – Шибунсен, он, в принципе, город не великий, до первой сараюшки добрались минут за пятнадцать, а то и меньше. Здесь Викинг остановился, огляделся хорошенько – леший его знает, кого тут носить может, и полез в каменное строение, которое на жилое не походило ничуть. Полез в самом прямом смысле – двери-то не было, но и дверной проём не на него строили, пришлось протиснуться сначала самому, потом сумку затащить, а потом рукой неопределённо махнуть, дескать, гуляй, Вася, сейчас будет самое интересное, и тебе это не покажут.
Ну а когда с семафорной азбукой покончено, рыжий для начала вынул из кармана маркер и на каменной кладке размашисто написал «Герда, к нам едет мать, прислала своего «любимого» питомца, одежда в сумке, раздетой не выходи». Вот такое вот послание для себя любимой, если опять перепад уровня гормонов по голове слишком сильно шандарахнет.
Сумку он бросил в дальнем углу, сам встал рядом, глаза прикрыл и отдал приказ:
– Защита души: отмена.
Вроде бы немного в нём самом магии было, загнали под ограничитель всё остальное – а вот как не стало ограничителя, так явилась наружу яркая душа тёмно-красного цвета, заплясала магия вокруг, самое время забормотать под нос зубодробительную мантру, сложить из пальцев птичку – большие пальцы сцепить, остальными, как крылышками, помахать в воздухе, и пошёл процесс изменения.
Искры плясали вокруг, магия переделывала тело, переделывала массу процессов, которые у этой ипостаси и второй различались, потом – темнота на мучительно долгие несколько секунд.
…И отвратительная головная боль, да ещё и кожей чувствовалась прохлада. Герда ощупала себя, тут же поморщившись – одежды нет. Надпись на стене всё объясняла. Очень хорошо объясняла. Ведьма снова поморщилась, ухмыльнулась – с примесью мук от головной боли – и полезла в сумку, приводить себя в порядок.

– Добро пожаловать в Шибунсен. – тоном, ничего хорошего не предвещавшим, возвестила о своём явлении ведьма, выходя из сараюшки при полном параде, да ещё и со скрещёнными на груди руками – явный знак того, что не в самом лучшем расположении духа она.
И сразу недобро прищурилась, подняла правую руку на уровень лица, отдала мысленный приказ – вокруг ладони закружилось красное пламя, так сказать «магия Пересмешника для СОВСЕМ тупых», уровень – показать наглядно.
– Выжил, значит. – с сомнением сообщила Йенсен, у которой от добродушия Викинга и так ничего не осталось, так ещё и голова болела, так ещё и отчётливо помнилось, почему при последней встрече мамино домашнее животное чуть не склеило лапки. – Исправить, что ли?

Магия изменения – штука настолько универсальная, что даже Герда, с этой магией родившаяся, знала не так много о своих настоящих способностях, но даже того, что знала, было достаточно. Чего стоит, например, возможность превратить кости врага в костяные веточки, шипы которых пробивают и мышцы, и, при должном невезении, и кожу? Или изменить тело противника, сделав его шариком из мясного фарша? Ну или, наконец, просто отдать приказ клеткам его тела меняться до полного разрушения – ощущения вроде щекотки, сопряжённой с нестерпимой болью. Не на расстоянии, конечно, слишком круто было бы, если бы она могла и так, но бои на дальних дистанциях – сказка красивая. Так вот, сейчас, глядя на материного воспитанника, ведьма прикидывала, как бы его убить так, чтобы и ему больно, и чтоб не сильно кроваво – забрызгает ведь ненароком, и чтоб быстро, а то мало ли какие свидетели тут появятся.
– Не думала, что у тебя хватит наглости явиться сюда. – ведьма головой сокрушённо покачала, прищурилась и взмахнула рукой – «пламя» магии разгорелось только ярче, ласково согревая её руки. Это для других она убийственная, а для Герды теплее маминых рук. – Особенно после случившегося.
Инцидент, произошедший аж девять лет назад, остроту свою не растерял, Герда не то что бы в сильной обиде, она подросла, в Шибунсене таких, как эта Псина, стаи, тучи – бояться, естественно, их она не разучилась, но при соблюдении простых правил чувствует себя в безопасности совершенно оправданно. Вот только оружие создано для того, чтобы ведьм убивать, и убийство ведьм – своеобразная вершина его развития. А Леннар жил в окружении таких вот ведьм, одну из которых вполне мог потом убить, потому что является оружием, сколько бы не доверяла ему мать.
– И хватит мне льстить. – Герда чуть запрокинула голову, смотря уже откровенно свысока – благо сидячее положение Брюнстада к этому располагало. – Я не изменилась, уж мне-то лучше знать. Так вот, льстивые слова тебе не помогут. Если Тэя верит тебе, это не повод верить такому, как ты, – она брезгливо поморщилась, оружие действительно вызывало в ней нечто вроде отвращения, – потому что ты для этого создан. И попытаешься убить либо меня, либо мать, когда наступит нужный момент. Всё. Точка. Я это же сказала и матери, но она больше была занята спасением полудохлой собачки, в споре с которой я поставила точку вот таким вот способом. – она кивнула на красное пламя, окружающее ладонь, – И если маме хочется играть в друзей, то я в это не играю. Ты предатель, ты им непременно станешь.
Она вздохнула и покачала головой, прежде чем продолжить свою пламенную речь:
– Зря ты не послушал Викинга. В том облике я слишком добрая, предпочитаю давать людям возможность самим решать свои проблемы. Надо было тебе бежать к канадской границе, Леннар Брюнстад.

Отредактировано Gerda Jensen (2015-01-31 14:57:18)

Самообладание и здравомыслие, две вещи, которые Герде достались в достаточном количестве и которых явно при создании не досыпали этому альтернативно мыслящему. У Йенсен было с кем сравнивать – если Викинг не был слишком уж умён, то Брюнстад сейчас все его рекорды побил, достигнув космического уровня тупости. Вот кому ещё в голову придёт спорить с ведьмой, которая и так на взводе, так ещё и с какими-то попытками своё превосходство показать – все эти пренебрежительные «милая» и попытки свысока взглянуть. Не понимает, что она-то сможет смотреть презрительно даже на двухметрового верзилу, а вот щенок с менталитетом дворняжки хоть на стремянку влезь, всё равно не тот градус презрения будет.
– Боже, Брюнстад, заткнись, ибо от твоих пламенных речей уровень интеллекта начинает понижаться в масштабах всей планеты. – процедила Йенсен и тут же, чтоб голословной не быть, залепила Псине пощёчину левой рукой. Просто потому, что она могла – а он нет. Просто потому, что она за девять лет наловчилась отбиваться от мужиков и без магии, да так, что иные наглые Косы Смерти не могли увернуться. Просто потому, что амбидекстрия – особая фича ведьм, которым некогда выбирать, какой рукой колдунство творить. – Ты хоть понимаешь, насколько мне наплевать? Хочет мать собачку, мать может завести собачку.
Магическое пламя на правой руке погасло, потому что Йенсен твёрдо знала – если захочет, то и без магии раскатает. И матери потом скажет, что сам полез. Мать поверит – собаку и другую найти можно, а дочь у неё одна-единственная. Да ещё и унаследовавшая ведьмину кровь, всякое бывает. Так что у неё полный карт-бланш на издевательства и унижения.
Тонкими пальцами она вцепилась в неосторожно переброшенный через плечо хвост волос, хорошенько намотала его на руку, чтоб было у неё некоторое подобие поводка, и процедила, глядя, пусть и снизу вверх, но всё так же свысока:
– Только я собачку не хочу. А тебе повторю слова десятилетней давности – у тебя жалкий менталитет дворняги, кинь тебе косточку, и завизжишь, вставая на задние лапы. Ты не волкодав. Ты псина дворовая. И если мать будет в Шибунсене, ты в Шибунсене не останешься.
Вроде бы пересмешник – самая мирная птица, ни зерно не ворует, ни гнёзд не плетёт, где попало. А попробуйте это Герде сказать. Или, хуже того, заикнуться, что Викинг посильнее будет – Викинг просто рациональнее, он и без магии кого угодно на британский флаг порвёт. А слабым девушкам приходится по старинке. С магией и такой-то матерью.
– Только теперь прибавлю то, что дворняга будет стоять перед тобой на задних лапах, пока ты на неё смотришь. А, стоит повернуться, как верная псина уже впилась тебе зубами в ногу. Это же я пыталась донести и до матери, но она была слишком занята своим питомцем. Хорошо, решила я, и поехала строить свою жизнь подальше от этого питомника бродячих собак, и что теперь? Ты имеешь наглость явиться сюда, после того как моя мать выбрала тебя, а? То ли наглый, то ли мозгов действительно нет.

К сожалению, мамочкин пёс был реально глуп, а Герда, будь она даже самой сильной ведьмой, этаким рейд-боссом всея Шибунсена, имела такую штуку, которая любовью к матери зовётся. А у ведьм ведь как? Все светлые чувства извращаются и портятся, природа такая, склонность к разрушению, заложенная генетически. Так вот, может, любила Йенсен мать и не так сильно, зато как ревновала за то, что девять лет назад мать взяла и выбрала не её. И ведь не докажешь уже даже самой себе, что выбора никакого в тот момент и не было. Йенсен-младшая, значит, чуть не пустила питомца матери на фарш, кинулась к ней с криками про то, что оружие – это ведьмины выродки, созданные ведьмой-предательницей, и что у них есть венец развития. Ага, это когда ведьмину душу съедаешь, да. А мать отмахнулась, ибо время было чинить Псину без наркоза – ибо предупреждала Тэя Йенсен, не лезь ты к дочери, себе дороже выйдет. И что Герда на эту отмашку? А ничего. Со всем юношеским максимализмом собрала чемоданы и рванула из дома. И куда завела её дорога длинная, в несколько лет длиной? В Шибунсен, к врагам в стан. Юношеский максимализм подрастерялся, матери можно было и письма писать, ну а Псина, видимо, урок усвоил, и в письмах не появлялся, и сам писать не пытался. Да и на оружия Герда так не дёргалась уже, знала: голыми руками всех не порвёт, но ведь есть у неё и магия, и возможность маскироваться, и вообще некоторые дела лучше тихой сапой проворачивать.
Кто ж знал-то, что Собака лично явится, как ни в чём не бывало, пива с ней выпьет, проводит, про верность заверещит старую шарманку?
– А тебе ума не мешало бы завести хоть капельку. – Герду так просто не стряхнуть, она вцепиться не хуже клеща умеет, что и провернула. Хоть и тряс головой Брюнстад, у Йенсен рука крепкая, не один Викинг у неё сильный до ужаса. – Подумать головой, – она с силой рванула за хвост волос с претензией на то, чтобы его оторвать, – вот этой бесполезной башкой, что появляться у меня дома надо было с матерью. Или бежать, когда я, будучи в благодушном настроении, тебе это прозрачно объясняла. А не бегать за мной и твердить свою шарманку. Я вас обоих могу Шинигами сдать не хуже Павлика Морозова, ни на минуту себя не подставив. То, что Тэя мне мать, и я её, – Герда поморщилась, бросила – будто плюнула – короткое слово, – люблю, не отменяет того, что я ведьма, и про верность никогда не кричала. Ты на моей территории, Брюнстад. На мо-ей.
Обычно Йенсен хоть пять минут да разыгрывала из себя слабачку, а сейчас без всяких вступлений сразу явила миру свой лик злобной ведьмы, сильной ведьмы, которая за свою душу готова была половину Шибунсена случайно разрушить, лишь бы не задели. И так же, без предупреждения и объявления войны, так рванула за волосы, чтоб голову Псины прямо к своему лицу наклонить, сведя на нет эту разницу в росте. В глаза эти мерзкие заглянуть и процедить тихо, но с явной угрозой:
– Забыл, что в прошлый раз спасся, только потому что Тэя была рядом? А сейчас её нет, штопать тебя некому.

Всё, к чёрту этого поехавшего. У кого что, а у неё одежда испачкается, если продолжать позволять себя провоцировать на ближний контакт, потому что кулаками сымитирует собственную магию – в фарш превратит. А ещё Асура в августе проснулся, месяц и пятнадцать дней как, говорят в Шибунсене, что от такой подначки даже древние ведьмы стали шевелиться, куда уж ей, относительно молодой, сохранять в таком случае спокойствие? Странно, но, стоило осознать, что добрая треть её бешенства – следствие буйств одного безумного бога, кстати, роднёй богу «хорошему» приходящегося, как Герда, выслушав очередной поток бреда, волосы выпустила – но не до конца, просто сжала слегка, оставляя видимость того, что держит так же крепко, и с такой силой пнула охамевшее животное в живот, что Викинг бы от приступа зависти три дня в тренажёрке бы сидел, не вылезая. Ярость явная у неё прошла. Пришло время ярости холодной и трезвой. Это когда от угроз к делу.
По-хорошему (а Герда до сих пор вела себя хорошо) её в упор не понимали. Придётся, видимо, по-плохому действовать, раз у маминой собаки в голове крепко засело правило: «пока не прилетит, слушаться не буду». А потому Йенсен забормотала себе под нос тихую, неразличимую мантру, сплела большие пальцы рук, а свободной частью ладоней помахала. Крылышки, птичка, магия такая.
– Тупая ты собака. – даже с каким-то сожалением сообщила Герда, прежде чем взмахнуть рукой, отдавая магии приказ: изменяй. Благо, этакая «связь» с телом у неё была – часть синей пряди между пальцев осталась. И из всех доступных ей типов изменения выбрала не самое убийственное, зато самое мерзкое – когда верхний слой кожи, миллиметр, не более, начинает разрушаться от беспрестанного изменения клеток. Не по лицу – пусть себе скалится и верещит, хотя хотелось ей взять и выдрать язык, чтобы избавить себя от потока глупостей. По груди, животу – не смертельно. Зато больно. Как горячие муравьи под кожей, пока не лопнет верхний слой, и не станет действительно больно. Как большая мозоль. И чешется, и горит – но почесать нельзя, поплывёт тонкая кожица по оголённым мышцам, станет совсем зашибись.
Терпения ей хватило лишь на то, чтоб сразу не разрушить весь захваченный участок кожи. Просто показать, что, если девять лет назад спонтанно на фарш почти пустила, то теперь умеет на фарш пускать особо извращённым способом. Читая при этом нотации, просто потому, что может.
– Павлик Морозов – мальчик-легенда из России, заложивший собственного папку. Это раз, животное. Наличие мозгов позволяет мне хотя бы не вляпываться в те ситуации, в которые вляпываешься ты. Это два. Мать мою ты позвать не мог, потому что на твой визг – а верещал ты знатно – она прибежала сама, успев спасти тебя от окончательного превращения в комок мясного фарша. Это три. И её сейчас нет здесь, чтобы тебе помогать. Это четыре.
Герда перехватила руку второй рукой, сжала пальцами, поддерживая магическую связь, и улыбнулась:
– Резюмируя всё вышесказанное понятным тебе языком: ты в жопе, Леннар.

Отредактировано Gerda Jensen (2015-02-01 00:15:46)

Результат собственных же действий Герду не особо обрадовал. Сколько бы Тэя не гоняла свою собаку, сколько бы не применяла на ней своих особых тренировочных программ и не менее особых кулинарных извращений, Герда была на голову выше. На два года младше, на пару веков сильнее. Всего лишь небольшое применение магии, и разница в силе очевидна.
– Ага. Я. – в голосе ведьмы явно чувствовалось… разочарование, так? Ну а что ещё чувствовать, если сразу стало видно, какая огромная пропасть их разделяет по силе. Пропасть, о существовании которой ведьма, признаться, успела позабыть. Ведь, если подумать, дело не только в её кровной ненависти к оружию было – это так, тьфу, мелочи. Что же делать с уязвленным самолюбием, когда щенок вдруг показывает, что он тренированный, сильный и что может хвастаться, подкидывая на ладони душу очередного зародыша кишина? Это ж как если бы по её самолюбию грязными сапогами протоптались – сколько она ему твердила, что собачки не сильнее ведьм, и вообще даже их внимания не достойны? А тут все её аргументы взяли и разом разбили. Самолюбие у ведьм ведь самое ценное, что есть – сама себя не полюбишь, никто в спину доброго слова не скажет.
И ведь думала, что растёт где-то в Дании её настоящий враг. Такой, которого бояться надо. Впечатлительность – она такая. Штука беспросветная и отчаянная. А враг оказался обычной псиной.
Вот поэтому, увидев воющего и бьющего по воздуху руками Леннара, Герда скисла. Сразу и как-то окончательно. Для порядка выпустила синие волосы из сжатых пальцев и оттолкнула от себя, острым кулачком ткнув в то место, которое сама же превратила в огромную мозоль. Время всё расставило на свои места – за семь лет ведьма выросла так, как этому человеку за полвека не подрасти. Скучно, господа присяжные заседатели, скучно до безумия.
– Понравилось? – конечно, издеваться над этим образцом мышления «моя орк, моя крушить» было весело. Слов нет как. Вроде бы ведьма, взрослая уже, несолидно пытать маленьких, особенно если тебе никогда агрессия открытая свойственна не была. Но нет же, задел Леннар в ней какие-то струнки садиста, нащупал что-то из юности, когда проблемы на кулаках решались, и после драки кулаками махали ещё как. Кто победил, тот и бьёт после драки, душеньку отводя. – Разницу в силе осознал?

Радоваться бы, что его отпустили, хоть и устроив напоследок  более прямое напоминание о прошлом разе в виде на этот раз острой  и быстрой боли... Но черта с два. У Леннара тоже было самолюбие и если не полноценные мозги, то заменяющие их инстинкты. Которые заставили сначала поскрипеть зубами еще немного, очухиваясь и немного увеличивая дистанцию, а потом - не торопясь - распрямиться. Взвыть в процессе - не вопрос. Выть когда закончилось - черта с два. Злость куда лучше. Сейчас она намного сильнее его... И это более чем злит. Может быть поэтому боль изнутри уравновешивает боль снаружи. Правда, не было идей, как это реализовать. Возможно, залечив рану и придя в себя, он придумает... А вот сейчас, кажется, дохлый номер, она может и добить. Правда, по характеру своему Брюнстад уже соображал, как бы огрызнуться, но тут... Ничто так не бесит, чем вмешательства какой-то третьей стороны. Особенно решившей поиздеваться. А Леннару очень-очень хотелось кого-то размазать по стенке и третий лишний тут идеально подходил...

Псина посмотрел на гостя, чьи речи недвусмысленно намекали, что перед ними - вот черт, прямо дополнение картины, только Повелителя не хватает - кишин. Как назло, в самый неподходящий момент, когда он уже ранен.

- Ты из какой дыры вылез, хлыщ? - Прорычал неисправимый суицидник, которого приглаженный вид и манеры нового противника раздражали сами по себе. Особенно его болтливость. И наглость в том числе. И плевать, что Леннар ранен... Хотя бы потому что кишгину на это плевать в еще большей степени, а Герда, хм... Если честно, Леннар был не слишком уверен, как она поступит сейчас. Слова словами, но не бросит же его на съедение кому попало? А пока он мог только готовиться к драке.

Отредактировано Lennar Brunestud (2015-02-02 20:09:19)

- Дыры? Как некультурно, - Гурман вскидывает голову вверх и со семью любопытства и отвращения смотрит на оружие. Какой грубиян, однако. - Словно ваш Шибусен чем-то лучше.
Леди оказалась куда более благоразумной, за что ее можно было благодарить. Почтительно кивнув ведьме, которая оставила столь желанный обед в покое, чуть отдалившись, Гурман делает первый неспешный шаг по направлению к оружию и мысленно уже представляет себе, как разделывает его и пробует на вкус. Восхитительно. Давненько он не охотился на кого-то постарше, чем обычные ученики Шибусена. Остановившись в паре метров от своего будущего обеда, Гурман широко улыбается и щелкает пальцами - с кольца на пальце выезжает небольшое лезвие, которым он разрезает себе кожу на ладони, формируя из собственной крови клинок. Кольцо выкидывается в сторону за ненадобностью, а капающая с оружия жидкость начинает с тихим шипением разъедать землю под собой.
- Пора начинать, mon ami. Не правда ли?..
Гурман резко бросается вперед, намереваясь нанести удар по шее.

[dice=11616-120]

Судьба явно решила сделать ей подарок – очаровательный по своей отвратительности. Если до этого момента были у неё хоть какие-то сомнения, убивать маминого воспитанника или нет, ведь Тэя вполне могла любить своё домашнее животное, а Герда вполне могла не хотеть огорчать маму, то теперь ей предоставлялся шанс и рыбку съесть, и косточкой не подавиться: Леннара убьёт кишин, руки ведьмы пересмешников будут чисты, как после мытья в десяти водах. Разве плохо? И вопрос к кишину был больше очистки совести ради – если бы кишин ляпнул что-то вроде «а с тобой я потом разберусь», пришлось бы, конечно, ведьме вмешиваться, ибо нечего бахвалиться и ведьму ниже какой-то там собаки ставить. А так – Йенсен вдруг резко стало интересно состояние ногтей на правой руке, а не взгляды Леннара, который вдруг осознал, что его бросили. Если вообще изначально были на его стороне – она-то никому в верности не клялась. Да и нет у ведьмы понятия такого, верность-то.
Вот так и простояла несколько секунд, разглядывая собственные ногти, пока мамина собака взглядом её сверлила так, будто спрашивала: «А как же я-то, я же очуметь какой крутой волкодав, как же меня тут бросают одного-то?». Ну как, как… Как обычно, в духе ведьм – предательство по полной программе.
– Ну ты же весь такой огромный и злой пёс. – скучающе заметила Йенсен, с каким-то подобием интереса наблюдая, как кишин готовится к атаке. – Сильный, умный, не дурак выпить и девицу подцепить. С чего я должна за тебя впрягаться, если мне как-то… ну… плевать на тебя и твоё состояние?
А ведь прищемила она его, прищемила, да так, что хотелось захохотать и торжественно исчезнуть в облаке каком-нибудь. Это же час её расплаты, час, когда можно взять и понаблюдать, как щенок, унизивший её в своё время, сейчас получит по полной программе. И умрёт, опционально.
Она ведь помнила, как тот же щенок семь лет назад восторженно хвастался о том, как он кишинов валит чуть ли не одной левой. Прямо герой комиксов, всё-то ему по колено. У ведьмы под знаком самой миролюбивой пташки так собственная гордость ущемлена была – ведь магию она тогда так и не обуздала ещё, даже Тэя разочаровано языком цокала, дескать, ай-яй, как всё плохо. Злопамятные они, ведьмы-то. Помнят, как им на ногу наступили, десятилетиями, а тут не на ногу – на самолюбие умудрились.
И вот пожалуйста – уже словил Леннар свой первый удар.
Определённо, мама получит грустное письмо о том, как «укусил кишинчик собачку, за больное место, за сра…», в написание которого Герда – она это знала – вложит все свои литературные таланты.
– Умирай скорее, собачка! – Герда сложила ладошки рупором и крикнула, давая понять, на чьей она стороне. – Жарко мне тут стоять!

Если бы не уважение к Тэе и привязанность к Герде, то не исключено, что сегодня мог бы состояться первый шаг Леннара  к принятию решения "К черту ведьм". Но в силу вышеуказанных причин и того факта, что его пытались убить и не давали времени на анализ ситуации даже на своем простеньком уровне, он все же остался на позиции "К черту всех, кроме Тэи и Герды". потом как-ниубудь разберется и подумает, а сейчас время дать сдачи так, чтобы кишин и думать забыл о намерении перекусить им. Лишь мимоходом огрызнулся на обидное пожелание:
- Не дождешься, жарься, раз драться лень. - Заметил он, прежде чем пришлось снова отбивать атаки окаянного кишина. Но чем злее Леннар, тем лучше он дерется, а если его еще и ранить, не убив на месте, то и вовсе пора заготовить повозку для трупов. И ведь как по заказу, тут постарались и Герда и кишин. Так что на этот раз  голодному до душ оружия мерзавцу задеть его не удалось - где отразил, где уклонился и даже сунулся дать сдачи, правда, пока что не попал. Но теперь-то было ясно, что шутки кончились. Никакой тяги к затягиванию поединка с действительно сильным врагом Псина не ощущал, ему, напротив, хотелось выпотрошить гаденыша поскорее и самому его душенькой перекусить - то-то Герд мордашку скорчит, когда увидит, что надежды не оправдались. Эта мысль оказалась неожиданно привлекательной - вот и правда, на кой черт перебранку устраивать, если проще все же победить врага и поставить тут точку? Для парня это всегда было куда как проще и заодно сомнения перестали мучить. Так что с этого момента смотрел он исключительно на кишина и ждал новой атаки, чтобы использовать ее как начало своей. Может, конечно, Брюнстад и не из умников, но как правильно драться - это он отлично знает.