Так называемое утро выходного, не омраченное всякой там охотой и обязанностями президента, все равно застало Саломею врасплох: взъерошенная, словно воробей после побега от ястреба, она еле-еле оторвала голову от подушки, чтобы только обнаружить, что отлежала себе правую руку и найти у кровати осколки разбитой вазы, купленной на последней миссии (которые не так уж часто случались) в Египте. Замечательно, - подумала Саломея, с размаху закрывая распахнутое настежь окно. Ясное дело, что в зеркало она смотреться не стала. Зато одной проблемой меньше, - размышляла девушка по путик своему утреннему пайку – миске яблок на круглом белом столе. Стоит уточнить, наверное, что утро выходного у президента началось в 5.25 вечера. Но яблок на столе не оказалось, хотя миска стояла на месте, и Альстрейм обреченно осознала, что придется плестись в город за завтраком. На выходные все разбежались кто куда, некоторые особо усердные товарищи даже на охоту, и послать подчиненных за яблоками было невозможно. Ну вот, почти два месяца президент студсовета, а привилегий никаких… Впрочем, Азуса, передавая должность, пообещала Саломее, что это место принесет только головную боль, Альстрейм была несогласна, но промолчала о своих грандиозных планах на следующие несколько лет в Академии.
А в городе как обычно не было ничего интересного, и ведьма сонно брела за яблоками. Сгущались сумерки; справа пробежала стая школьников, за спиной мелькнул продавец антиквариата и тут же скрылся в лавке, слева пролетел всполохом клок рыжих волос… Черт! – машинально, сама того не осознавая, Саломея, сделала шаг в сторону, чтобы избежать встречи с рыжими волосами и их обладателем, и встретилась нос к носу с не менее очаровательным субъектом – фонарным столбом, у которого, впрочем, носа не было, но стукнуться об него своим это девушке не помешало.
- Ай, - сдавленно пискнула ведьма, потирая переносицу и анализируя свой неожиданный порыв. Вообще-то, с Леффлером ей встретиться как раз стоило: она же только-только заманила его в студсовет, буквально прошлым вечером, получила согласие и теперь могла считать свою команду почти собранной, хотя некоторые ее члены и вызывали здравое опасение (почти все, на самом деле). С какой-то мрачной обреченностью девушка направилась к улице ниже, где обычно доставала яблоки, решив, что еще успеет наговориться с главой исполнительного комитета, но стоило ей завернуть за угол, ее взгляду снова предстали рыжие волосы – следовало, наверное, следить, куда он пошел, раз уж не было никакого желания разговаривать.
- Здорово, - нейтральным тоном произнесла Саломея, проглатывая последний звук, потому что чуть вдали, за плечом Эрика, уютно расположилось существо, обмотанное с ног до головы в грязные бинты, один из которых плотно сомкнулся на шее ребенка. Кишин, - мелькнуло в ее голове прежде, чем она успела осознать всю тщетность своего положения. – Здорово, - повторила Саломея все тем же тоном.

Отредактировано Salome Alstrem (2014-08-20 00:13:57)

- Милая, не обязательно было следить за мной, чтобы встретиться, - произносит Леффлер, заметив ее. Ну конечно, ждать другого от него не приходится. Саломея и не ждет, она осознает, что попала. Ну, или это Эрик влип – как посмотреть. Но, принимая во внимания кишина в пешей досягаемости – засада ждет их обоих. — Ойупс, — ну разве нормальные люди так реагируют? Впрочем, и Саломея, вероятно, не отличается нормальной реакцией. Просто встретились два одиночество, как на подбор. Про себя президент, следуя своей обычной беспристрастной объективности, замечает, что и правда встретились, и давит желание лучше встретиться с фонарным столбом еще раз – ей не помешает. Нет, ну в самом деле, можно же было что-то более умное придумать, не впутывать себя, чтобы потом всю оставшуюся учебу слушать похабные остроумные шуточки главы исполнительного, но чего уж тут: нет принципов и приличий, так и расплачивайся за это. Впрочем, Саломею не то чтобы прям очень волнуют будущие намеки – ее больше беспокоит настоящий трындец, в котором ей посчастливилось очутиться. - Скажи мне, пожалуйста, что ты там, например, оружие. Ты не думай, я не намекаю на то, что хочу с тобой быть ещё ближе, но это бы несколько не помешало бы в данной ситуации. – Саломея окидывает новоявленного члена студсовета своим обычным внимательно-безразличным взглядом и впервые за всю их встречу открывает рот, адресуя ему реплику, полную холодного нейтралитета.
- Да куда уж ближе, - замечает она тоном наблюдателя с соседнего балкона и указывает пальцем куда-то в область своего живота – ни стыда, ни совести. А сама раздумывает над тем, что предпринять: невинная душа трепыхается в бинтах кишина, а у двух повелителей явно нет резона впутываться в эту битву – они безоружны. И если только Леффлер не умеет использовать дыхание души самостоятельно, без проводника, то они в той еще жопе. Однако у них все еще есть шанс смотаться – кишин слишком занят своей жертвой. Добросовестные ученики Академии, пример для подражания.
- Кстати, ты всегда такая эмоциональная? Ты не подумай, я не насмехаюсь, напротив: меня очень привлекает холодная страсть — это так … холодно, что бросает в жар! – Что он делает? Зачем он это делает? Тараторит на прежней громкости, даже не стараясь спрятаться от внимания демона перед ними. Неразумно. Невыгодно. Слишком по-человечески.
- Я, кажется, просила, чтобы ты не болтал, - припоминает президент прошлый вечер. Уж точно не о моей эмоциональности. Но нет, поздно: кишин разворачивает голову, тревожно оглядывается на двух студентов первого года класса Нот и отпускает мальчишку, заинтересовавшись ими куда больше. Саломея бы предпочла, чтобы их враг сосредоточился на прежней душе, хотя, безусловно, она бы посочувствовала мальчику. Насколько умела. Ведьма без понятия, что существо теперь будет делать – оно их замечает, и этого достаточно, чтобы понять: им нужно оружие, чтобы сражаться. – А теперь можешь отвлечь монстра разговорами, - предлагает Альстрейм и прежде, чем ей успевают что-то возразить, ныряет Эрику за спину, устремляется к ближайшему стеклу, где твердыми пальцами скоростно вырисовывает номер Шинигами-самы. Ей нужно задать ему очень важный вопрос, и от его ответа зависит жизнь двух студентов.

— Милая, мне кажется ты несколько поверхностно смотришь на мир, — смеётся Эрик, оглядывая девушку с ног до головы. Ну Снежная королева прям. Впрочем, даже у той эмоций побольше будет чем у этой. Это вообще, нормально? Может у неё какие-то психологические проблемы? Наверняка что-то такое есть! Эмоциональная защита. Защита эмоций? Проклятье, Эрик, ты вообще обо что сейчас?
— Близость может быть не только физической, но и духовной, понимаешь? — старательно серьёзным голосом, а смотрит — хитро, лукаво, явно веселясь и получая удовольствие от данной ситуации.
— Ну, дорогая, не всем как тебе молчать, — всплеснул руками Эрик, коротко усмехнувшись, — я, быть может, баланс сохраняю таким образом? Знаешь, равноценный обмен — очень важно, весь мир только на нём и держится. Вот чтобы ты без меня делала, а? — Эрика, кажется, вообще нельзя было заткнуть. Впрочем, можно, но мало кто об этом знает, потому как Леффлер становится сосредоточенным и хоть сколько сдержанным лишь во время сражений, а это происходит подозрительно редко.
И кажется, вот он — равноценный обмен. Аукнулось, как  говорится.
Когда Саломея, вместо того, чтобы сказать: «спасибо, Эрик, ты прав, твоя компания мне необходима для душевного равновесия, например» — предлагает разговорить кишина, Леффлер чувствует себя несколько растерянным.
— Но Саломея, милая, — несколько нервно отзывается, покосившись на девушку, что уже отбежала, как он понял, звонить Шинигами-сама, — я признаю, что зрелые девушки — едва ли не лучшее, что может быть. Опыт, вседела, но … — снова смотрит на кишина, — эта … кхм, женщина, явно не в моём вкусе, — а последние слова уже приходится говорить едва ли не в лицо этой «женщине», потому что Эрик никогда не обладал благоразумием и не мог стоять в стороне и смотреть на то, как с Саломей пытаются сделать что-то явно непотребное.
И в итоге он стоит между ней и кишином, сжимая в пальцах запястье чужой когтистой лапы, шипит, понимая, что физический силы явно не хватит на то, чтобы её остановить: «мамочка» оттесняет его назад, с бока на дорогу капает кровь — конечно же она задела его, неплохо так располосовав, — знаешь, ма~аам, с детьми нужно быть нежнее, — хрипловато смеётся Леффлер, болезненно морщась, но даже не думая разжимать пальцы. Это, чёрт возьми, больно! Очень больно. И рубашку испортила. О, одной химчисткой тут не обойтись, определённо не обойтись. Что же теперь — выкидывать что ли? А кто возместит убытки? А может это была его любимая рубашка? Одни проблемы от этих женщин.

Отредактировано Eric Leffler (2014-08-21 01:17:14)

   Мальчик оказался слишком непослушным и решил стать перед мамочкой. Этого достаточно, чтобы разозлить ее. Никогда, ни-ко-гда не ставайте на ставайте перед сумасшедшей сгоревшей мамочкой и ее жертвой. На руке парня начали появлятся ожоги и, чем сильнее он сжимал когтистую руку зародыша, тем больше в воздухе начинало пахнуть сгоревшей кожей. А мамочка только шире улыбнулась, начиная сильнее давить на руку Эрика.
- Сыночек тоже хочет к мамочке? Не переживай, мой милый, и тебе я тоже уделю достаточно внимания... Этот запах навевал старые, забытые воспоминания, когда мамочка еще была обычным человеком. Дом, в котором слышатся крики ее детей, огонь, который покрывает все ее тело, не жалея ее. И вот, вторая рука уже была впится в тело ее очередного сынишку, как ее отвлекли слова Саломеи. И, как только она посмотрела на девушку, произошел удар, который заставил отпустить руку парня и отлететь на несколько метров. Когти, которые мамочка вонзила в землю, послужили тормозом. Как только она полностью остановилась, зародыш кишина выпрямился в весь рост. Она была почти два метра в длину, все тело покрытое бинтами, даже не видно глаз. И, только огненная,зубастая улыбка была на ее лице.
- Детки хотят поиграть с мамочкой... Я знаю, в какую игру мы можем сыграть. Как только она сказала последнее слово, мамочка рванула с места, разводя руками в обе стороны, чтобы нанести широкий удар по обеим непослушным детишкам. Ведь, они должны знать, что маму нужно слушать.

Суть ведьмы – деструкция. Суть ограничителя души в этом случае – эту деструкцию поумерить. Саломея, впрочем, не обуревая эмоциями и желаниями, никогда не была достаточно по-ведьмински деструктивной; вероятно, отсутствие ярких эмоций было своего рода ключом к спокойствию, способом сдерживать силу, доказательством, что ведьма без темперамента не такая уж и ведьма. Саломея была вполне способна использовать крупицу своих магических талантов даже в заблокированном состоянии, в котором она пребывала большую часть времени. Впрочем, она контролировала свои таланты в полной мере – с самого детства проводила дни за тщательными тренировками деда. Так что если вдруг вернувшаяся к ней сила и ударила в голову, то президент быстро освоилась с этим хорошо знакомым, но забытым ощущением.
Кишин, зовущий себя мамочкой, оказывается на удивление быстрым, и удар Саломеи всего лишь сметает его на несколько метров от парочки студентов, однако тут же появляется новая проблема – длинные и явно очень острые когти. Альстрейм ловит быстрый взгляд Эрика, мимолетно оглядывает его целиком – поврежденные руки, кровоточащий бок; в глазах ее вспыхивает слабый огонек немого недовольства, еле-еле негодования, и чего-то еще, чего не разглядеть за ограничителем души. У нее очень странный вид, должно быть: сосредоточенное выражение лица и расслабленная стойка, как будто не на поле боя. А еще у нее немножко состояние транса, она будто вспоминает внутри себя, как это – быть ведьмой.
- Детки хотят поиграть с мамочкой... Я знаю, в какую игру мы можем сыграть, - мамочка разгоняется, выставляя руки в стороны, а Саломея дергает головой, и раздается шипение, кажется, будто откуда-то из ее волос. Альстрейм никогда не создает полноценных миньонов – на них уходит слишком много силы, обычно это просто оболочки из несуществующих душ, впрочем, довольно прочные. И обыкновенно ведьма собирает их вместе, использует как щит, но в этот раз в ее руках оказывается что-то вроде длинной гибкой палки, почти кнут – владей она магией трансформации, возможно, получилось бы что получше, но вместо этого девушка просто лепит путы на скорую руку. И когда мамочка оказывается в зоне досягаемости, Саломея подпрыгивает не ниже, чем мог бы сам кишин, чтобы самой избежать удара когтей, и использует кнут (она уже усвоила, что касаться этого монстра не стоит), чтобы схватить мамочку за вторую руку, нацеленную на Эрика. Резко дергает на себя, отрывая от земли, лишая опоры, закручивает оболочку из миньонов вокруг существа в бинтах, как будто оного слоя мумии им мало, и дергает вниз, пытаясь обеспечить кишину не мягкую встречу с землей. Приземляется на обе ноги по другую сторону от Леффлера.
- Я больше хочу играть. Смотри на меня, я твой противник. – Ведьму никогда не тревожат мотивы зарождающихся кишинов, их грустные истории. Когда ей выпадает случай делать работу, она просто делает работу. Однако есть что-то в этом кишине, что интересует даже Саломею со всей ее циничностью. Тот факт, например, что существо в бинтах зовет себя мамочкой, а их – детками. Может, потому, что своей матери Саломея никогда не знала. Впрочем, президент не сомневается: ее была точно такой же.