Горечь. Она пробралась в сердце, откликаясь мерзким чувством где-то в груди. Если прекращаешь обращать на себя внимание, то оно будто исчезает, но стоит на секунду вспомнить - больно, противно. Та маленькая частица души, принадлежавшая Ей, стала совсем холодной, как январь, с тех пор, как Она ушла. И, кажется, стоило подумать лишь о запахе Ее волос, как боль растекалась, а на глаза наворачивались слезы... бы. Бастет просто хмурилась. А стоило исчезнуть людям вокруг - ежилась и обнимала сама себя, пытаясь согреть этот холодящий кусочек. Может быть, его там и не было, а только пустота. Оторвали.
На вопрос брюнетка коротко кивнула. Рот был будто заклеен. Книга действительно являлась интересной, приятной, увлекающей. Но она читалась исключительно ради развлечения, улыбки, в то время как любая другая литература принималась и усваивалась бесцельно. Просто так. Просто потому, что делать больше нечего. Ничего иного не хочется.
Она присмотрелась к яркой обложке книги, а затем медленно подняла взгляд. Аккуратно, постепенно, словно опасаясь чего-то, Бастет проскользнула им по своим рукам, столу, перескочила на руки Маки, а затем на ее грудь, шею, острый подбородок. Остановившись на порозовевших щеках, Бас замерла, слушая то, что говорила девушка. Соул "Итер" Эванс - это имя было действительно знакомо брюнетке, но она никогда не видела этого "альбиноса с запоминающимся оскалом". Или видела, но не заметила. Как-то странно это, что после появления Джона люди вокруг померкли, посерели. Просто куклы, которые куда-то движутся и издают звуки. Да и до прихода Хэлла в ее жизнь отношение к окружающим не сильно отличалось. Не удивительно, что еще один ученик Шибусена, скорее всего, проскакивал мимо глаз, но элементарно не замечался. А зачем? Зачем кто-то?..
Услышав вопрос, Бастет сначала опустила голову, а после подняла, взглянув куда-то за плечо Маки. Привычка такая - вроде смотреть на собеседника, а вроде и нет. Странная, мерзкая, но привычка-таки. Может быть, она появилась от смущения, возникающего при взгляде прямо в глаза тому, кого ты не знаешь, или... видел давно. Впрочем, чувства, испытываемые Бас при зрительном контакте, зависят только и только от личности. Сейчас же она просто не находила сил посмотреть в зеленую, мутную радужку Албарн.
- Да, - выдала брюнетка хриплым и низким тоном. - Джонатан Хэлл. Он... - девчушка запнулась, действительно не зная, что можно сказать про него. Ибо если говорить - часами. А если не часами, то вовсе ничего не сообщать. В очередной раз промолчать. Бастет шумно выдохнула. Взгляд, воистину наполненный размышлениями о том, что стоит ответить Маке, перескочил с острого плеча бывшей одноклассницы на пряди ее светлых волос.
Мягкие... Мягкие и приятно пахнущие - именно такими запомнились Ее волосы. Аккуратно заплетены. Ухожены. Они всегда привлекали взгляд темно-фиалковых глаз девушки. Опять горечь. Эта сволочь лезвием провела где-то внутри груди. Хлещет кровь там, под ребрами. Больно. Очень больно. Она сощурилась. Нет, не презрительно. Это было от горького привкуса на языке, что ли.
- Мака...
Веки медленно опустились, когда Бас поднялась со стула и, перевесившись через стол, нагнулась к блондинке, сидящей напротив. "Запах ландыша... Да, именно он... Я знаю, - она протянула буквально тощие пальцы к светлым прядям Албарн, - они пахнут так и сейчас", - аккуратно ухватив прядку, Бастет нагнулась еще сильнее и, не касаясь кончиком носа волос девушки, вдохнула.
"Ландыш..."
Странная буря внутри. Именно там, где хлещет кровь от пореза горечью, разлилось что-то странное. Ностальгия доставляет странное удовольствие. Но не сейчас. Сейчас стало невыносимо. Невыносимо тяжело.
Бастет опустила локон. Прядь выскользнула из тощих пальцев. Она обошла стол, не спуская взгляда с Ее волос. И присела рядом с Макой. Холодный пол обжег коленки, а девушка, обхватив тонкую талию Албарн, зажмурилась.
- Не уходи.
Это было жалко. Жалкое зрелище, наверняка жалкое. Но слова, которые прошептала Бас, были, казалось, последними в ее лексиконе на данный момент. Больше ничего не подходило. Никакие фразы. Никакие восклицания. Ничего. Только просьба. Жалкая, скупая просьба.
Даже ее одежда пахла прошлым.