Даже Саломея с ее мгновенным анализом ситуации не сразу сообразила, в какой именно момент шумное хаотичное веселье переросло просто в хаос. Такую панику она наблюдала редко. Впрочем, и такое количество ведьм одновременно видела первый раз. Сомневаться, что у них есть веская причина разрушить праздник, не приходилось. В конце концов, празднование было далеко не символичным, и вся Академия прекрасно помнила, что именно случилось 800 лет назад, так что подтекст президент уловила сразу, осталось только выяснить цель: в данном случае из причины и следствия у нее было только следствие – нападение.
Не склонная терять голову во всеобщем сумасшествии, Саломея сначала постаралась отыскать кого-то из Кос; не лучшее время для обмена информацией, но дельная мысль никогда не помешает – вдруг профессор Спирит, например, был в курсе происходящего. Маловероятно, но в случае положительной возможности все же огромный плюс. Но в своих попытках отыскать профессора президент наткнулась разве что на двух близняшек и стоящего неподалеку Харлока, и пока бал медленно перерастал в сражение, Саломея думала о том, что им следует выбраться из ограниченного пространства башни: ежу понятно, что это не самое выгодное для студентов поле боя. И ведьмы, кажется, так считали, но, к счастью, некоторые профессора все же обладали мозгами. Когда их принялись выводить, предварительно постаравшись навести вреди студентов порядок, Саломея схватила обеих близняшек за рук и вынырнула в коридор чуть ли ни первой. Повинуясь странным инстинктам и внутренней интуиции, она свернула за угол, отделяясь от толпы студентов и учителей. Потом еще за один – так надо было. Вовсе не в стремлении сбежать, но проанализировать. Что уж говорить, президент всегда отличалась умом и сообразительностью, а вовсе не боевыми навыками, ей нужно было относительно спокойное место для решения паззла. Пару секунду она уделила разбирательству с внутренним вопросом: зачем нужно было тащить с собой сестер. Отмахнулась от него, решив, что с целью собственной безопасности – они ее орудие, в конце концов. Она планировала вернуться в башню в случае крайней необходимости: там наверняка остались студенты, до которых никому нет дела, но которым нужна помощь. И вместе с тем она полагала, что на поле боя оказалось достаточное количество опытных учеников. Не то чтобы она однозначно решила отсиживаться в темных коридорах Академии во время заварушки, однако расчетливый разум говорил, что лучше сначала все обдумать, а потом уже бросаться в бой.
- Скольких ведьм вы насчитали? – Немного повернув голову, но все так же продолжая идти вперед, обратилась Альстрейм к девушкам. Что ни говори, а хватка у президента была цепкая, и шла она вперед так уверенно, что вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову вырываться. Единственное, что могло помешать ей, пожалуй, глупая задумка сестер – красное платье, которое звалось платьем по ошибке и прикрывало хорошо если четверть тела. Но в случае Саломеи это не имело никакого значения: будь она даже голой, передвигаться по Академии это бы ей не помешало. Возможно, нападавших было больше, чем она успела заметить. Разумеется, она никого из них не знала – бывать на шабаше или общаться с другими ведьмами, помимо тех, что встречались на заданиях, ей не приходилось. Да и был бы толк, если б она оказалась с ними знакомой? В конце концов, ее магия… А, ладно, не в ней суть. – Сколько? – Жестко переспросила она, прекращая все переглядки и возвращая сестер в реальность, на случай, если на них все-таки подействовала эта атака (временами Саломея допускала все же, что не все так бесчувственны, как она). Еще два шага, и президент завернула за очередной угол, нос к носу столкнувшись с Леффлером, у которого был, как обычно, самый беззаботный из возможных видов. От неожиданности Саломея даже разжала руки и выпустила близняшек из оков.
- Эрик, - мрачно как обычно поприветствовала глава студсовета. Странно, но его на балу она не видела, что в общем-то хорошо для нее – этот парень вечно являлся источником лишнего шума и невыносимой энергии – но очень странно в целом, потому что Саломея всегда полагала, что ему так как раз самое место. Может, она просто просмотрела – не так уж внимательно и прицельно она искала. – Ты что здесь забыл? – Не мог же он не слышать про нападение. Может, придумал что-то? В конце концов, поэтому ты назначила его главой исполнительного комитета, Саломея. Очнись и думай. Не он источник твоих проблем.

Тебе Эрик, будет весело, вот увидишь! Девушки, каких только захочешь, тайны, о каких и думать не мог. Да, Саломея, ты права - мне чертовски весело. Ведьмы, много ведьм, ведьмы-старосты, ведьмы-невидимки, ведьмы-желающие-твоей-смерти. О, Саломея, это так интересно, так увлекательно! Ты права: о таком я точно думать не мог. Обычно голову занимают более повседневные мысли, чем об убийствах, нападениях, сражениях.
Эрик никогда не грезил быть чьим-то рыцарем, но он сам не понял, как недовольство перешло в веселье. Его могут убить? Ахаха, да это же чертовски весело! Никогда ещё он не истекал кровью и сейчас он испытывает почти физическое удовольствие только от мысли о том, что это может случиться. И невольно задаёт себе вопрос: "Леффлер, а может ты сошёл с ума?" Это было бы тоже интересным. Очень. Особенно если бы у него появилось раздвоение личности. Он даже мог мысленно представить что рядом стоит кто-то с ним и даже говорить с ним.
Наверное, ему просто было страшно.
А неправильная беззаботность, веселье - всего лишь самозащита.
- Да это же очаровательная Саломея! Мы тоже рады тебя видеть. Точнее рад я, но, возможно, кто-то ещё рад, что, конечно, было бы очень странным. Не то что со мной может быть кто-то ещё - то, что этот кто-то может быть тебе рад. Ну, ты понимаешь, да? - Эрик беззаботно смеётся, совершенно не обращая никакого внимания на мрачный тон девушки, - ты не поверишь, милая, но я здесь учусь. Люблю это место, думаю, дай прогуляюсь: сегодня здесь так оживлённо, возможно удастся с какой-нибудь милой леди даже закрутить роман. Знаешь, это очень возбуждает - в такое время зажиматься с кем-нибудь в коридорах школы. Впрочем, это всегда возбуждает, но сейчас особенно. Как думаешь, может у меня просто давно никого не было? - Эрик говорит много, совершенно не по делу, кажется просто заговаривая зубы. А кому - это уже вопрос отдельный.
И не было у него на самом деле никакого плана. План в том, чтобы сделать вид, что план есть. Не теряться, не терять контроль, не давать страху выбираться дальше подсознания. Действовать, импровизировать. Ты же умница, Леффлер, ты можешь всё. И сейчас это всё очень сильно не помешало бы.
- Милая ... - Эрик короткое время мнётся, опускает взгляд на чужие цепкие пальцы, обворожительно улыбается Захари, - я люблю инициативных и настойчивых девушек, но меня немного смущает тот факт, что в сражении я могу случайно взяться за что-то, что не следовало бы, - честно говоря, в другой ситуации Леффлер категорически отказался бы от этого: выбрали его или нет, но сражаться с девушкой, _девушкой_ ... не по чести это как-то что ли. Да и. Он чуть раздражённо поводит плечом, выдавая себя, снова улыбается, щурит глаза, - как у вас вообще с анатомией в форме оружия? Если долго гладить лезвие меча - можно ... - Эрик прикусывает язык, недоговаривая "довести до оргазма?" Фу, Эрик, фу - как некультурно. Но его на самом деле волнует этот вопрос! Что чувствует те, кто является оружием? Как вообще всё это происходит? Он сторонится этого и ему страшно любопытно.
- А насчёт обращаться с холодным оружием ... - наклоняется, сокращая ничтожное расстояние между ними, - милая, я понятия не имею, - выдыхает на самое ухо, выдыхая лукаво и тут же отстраняясь, и смотрит - шкодливо. На самом деле умеет. Так случилось, что худо бедно, а может даже неплохо - умеет. Но ведь не обязательно об этом говорить? Азарт - это самое важное. К тому же, если ведьма-ведьмы-кто-там-ещё где-то рядом, то пусть лучше думает, что хотя бы одна пара будет не достойным внимания противником. Впрочем, Леффлер не тешит себя надеждами что может на самом деле тягаться силами с кем-то столь сильным. Но и не преуменьшает своих. Он знает свои возможности, он знает, что учится быстро, даже слишком. Вопрос в том, насколько ему будет комфортен меч с белой гардой.
На самом деле Эрик боится, что то психологическое, что постоянно заставляет избегать его партнёрства с девушкой даст о себе знать. Но может - пришло время переступать и этот порог?

Отредактировано Eric Leffler (2014-08-12 22:42:05)

Привычка оказываться меж двух огней была у президента любимой. Сейчас, правда, это были две крайности, скорее: болтающий без умолку, произносящий тысячу слов в секунду Эрик и молчаливые близняшки, которые даже толком на ее вопрос не ответили. А Саломея по-прежнему была озадачена целью происходящего: в спешке и общем безумии она не видела, что ведьмы направились к подвалу, и затруднялась указать их местоимение, что было ключевым в разрешении этой загадки. Однако она хорошо знала Академию и ее тайны – в конце концов, она провела здесь большую часть детства благодаря деду. Учитывая настоящую дату, кое-какие соображения в ее голове появились, но они были до того абсурдными, что Саломея сомневалась в их возможности. В конце концов, она не до конца понимала могущество ведьм; даже являясь одной из них, она ни разу не была на шабаше и не проверяла свои силы в битве с другой ведьмой. Нет, даже она, беззвездочная, сталкивалась с ведьмами на заданиях (один или два раза, но одна из ведьм удрала), но с ней всегда было пусть и не постоянное, но оружие – она не использовала магию. Так что ей сложно было судить, насколько именно могущественными может оказаться колдовство. И все-таки выбранное для нападения время ее тревожило.
- Леффлер, ты опять это делаешь, - отозвалась президент на поток словоблудия. Эрик, безусловно, являлся возмутителем спокойствия и тем еще раздражающим фактором, но безграничное терпение главы студсовета, вызванное ленью и безразличием, даже ему было не потревожить. В конце концов, Саломея уже почти привыкла к его поведению, хотя в начале их вынужденного общения он был близок к награде «за шокированную Альстрейм». – Говоришь, - это звучало так, как будто она напоминала о каком-то давно данном обещании, но никаких обещаний пламенноволосый ей не давал. Скорее, это ей пришлось наобещать ему всего, чтобы вовлечь в деятельность студенческой организации.
Саломея и думать не думала ни о каком сражении, однако близняшки подумали за нее: Захари метнулась к юноше напротив так стремительно, что даже вздумай президент ее удержать, не смогла бы. На заданный вопрос Саломея отреагировала как обычно – спокойно. Правда, с примесью легкого недоумения.
- Ты зачем спрашиваешь? Мы же завалили того вепря на прошлой неделе, - первый и единственный их совместный бой, задание, на которого близняшкам удалось уговорить Альстрейм за время их партнерства. Вепрем Саломя прозвала кишина – у того была форма больно напоминающая дикую свинью. И жрал он что ни попадя. - Или это способ поиздеваться? – Уточнила на всякий случай, дабы постигнуть все мотивации и подтексты. Иногда ей правда становилось интересно. Не любопытно – равнодушный интерес ради разнообразия. Пока Эрик заваливал светловолосую девочку провокационными вопросами, Саломея переглядывалась с Валери, пытаясь понять, та осталась добровольно или просто не успела первой. Ведьму удивляло то, что девушки еще от нее не сбежали: она же отчаянно старалась избежать их просьб об охоте, отговаривалась важными делами студсовета, пока что удачно. И ей было странно, что при таком раскладе близнецы все еще жаждали ее компании. Она заинтересованно глянула на Захари, когда Леффлер озвучил свой незаконченный вопрос – вот уж действительно интересная деталь. Саломея никогда не спрашивала, что чувствуют оружия в момент боя, она была в курсе, что они могут чувствовать боль, но вот о других ощущениях не задумывалась. А тут такой момент упустить – все-таки временами ей становилось увлекательно познавать природу других. Как водится, не слишком увлекательно.
Альстрейм пропустила тот момент, когда Эрик посягнул на личную территорию ее оружия не только на словах – что-то привлекло ее внимание. Энергия, которую она раньше не ощущала. Девушка принялась взглядывать в глубь коридора, и через секунду загадка разъяснилась: три одинаковые на вид девушки, явно миньоны одной из ведьм, вынырнули из темноты. Захари очень вовремя сбежала к Эрику: если бы ни сама, Саломея бы ее туда отправила, даже если бы у главы исполнительного комитета имелись возражения. Явных боев президент никогда не избегала, она предпочитала не ввязываться в них без надобности. А этот бой был как раз ужасно явным.
- О, какие милые ребятки здесь.
- Да, так и хочется их обнять и высосать всю энергию.
- Валери, - позвала Саломея, протягивая руку, и через секунду прохладная рукоятка катаны легла ей в ладонь. В общем-то ведьма была довольно универсальным мастером: не будучи никогда привязанной к какому-то конкретному виду оружия, она тренировалась в использовании всех, и ни в одном из видов не делала блестящих успехов, однако обращалась со всем довольно сносно. Но с самого начала было явно, что этой дамочке куда больше подходит холодная сталь, чем огнестрелы.
- Думаю, нам на всех хватит... Уж очень хочется попробовать вон того симпатичного паренька, - вывела третья, и Саломя цокнула. Нет, не так: Саломея ЦОКНУЛА, явно выказывая раздражение. Один этот факт мог бы сразить весь студсовет наповал. Потому что Саломея цокнула, да. Саломея не цокала, не хихикала, не веселилась, не раздражалась и уж точно не злилась. Она бы уж совершенно точно не отреагировала, будь эта фраза брошена в ее сторону. Но когда кто-то покушался на членов ее студсовета, одного или всех вместе, президент становилась чуть менее спокойной. Чуть менее, но достаточно для того, чтобы избавиться от своего безупречного самоконтроля и фирменного безразличия. Однако злую Саломею еще никто никогда не видел. И никто уж точно не представлял, что может ее разозлить. Ну, почти никто.
Альстрейм прыгнула в сторону той, которой принадлежала последняя фраза, но миньону удалось уклониться от ее удара, впрочем, президент и сама ушла от последовавшей атаки и, развернувшись на кублуках и перехватив катану, предприняла попытку достать прислужницу ведьмы. Однако все это время с момента появления миньонов ее преследовало то чувство, что зовется интуицией: от них пахло свежей магией, но ее было недостаточно, она была совсем не той, которую Саломея почувствовала раньше. Альстрейм точно могла сказать, что ее собственную магию возмутило совсем не волшебство миньонов. Поэтому после очередного поворота Саломея на секунду замерла, опустив катану и переключившись с оружия на собственную магию, что, впрочем, заметить или почувствовать со стороны было сложно, а ослабленная на мгновение связь с Валери дала ей возможность не переживать – не обнаружит. Магия, которую чувствовала ведьма, была совсем другой и шла из источника, ее даже не пришлось долго распознавать – все ниточки собирались за плечами миньонов. Может, она и не умела видеть души, зато насквозь видела чужие магические таланты. Эта магия выглядела голубым скоплением воздуха, и все же ее было возможно обнаружить. Однако момент был неподходящий, главным образом из-за наличия миньонов, и от одного из них президенту в очередной раз пришлось отмахнуться. Следовало подумать, как подобраться к ведьме, не привлекая ее внимания, и вместе с тем предупредить Валери, не раскрыв себя.

Эрик ничего не отвечает Саломеи, хотя, если честно, ему очень хотелось дать отпор на это «ты опять это делаешь, говоришь»: да, милая, как хорошо что ты заметила! Конечно же Леффлер понимает к чему были эти слова и на губах против воли играет хитрая, тонкая улыбка: он любит ходить на грани, говорить несколько двусмысленно.
Но сейчас всё его внимание было на миньонах и на оружии. Катана. Белая, с лентой. Красивая, эстетическое удовольствие в нём оргазмирует, сам Эрик чуть хмурит брови: если честно, он больше «общался» с обычными мечами. Катана легче, значит, манёвренность будет лучше. Он пару раз взмахивает оружием, рассекает воздух, сразу же выдавая себя, в том, что слова о "навыков в обращении с мечами у меня нет" были ложью — движения умелые, пусть и до совершенства далеко.
Впрочем, Захари, пусть запоздало, но отвечает.
— Ну почему же, милая, — обращается к ней, — держать и в повседневной жизни можно за это место. Если только умело, — подмигивает, лукавый. И, если честно, Эрик бы и правда — лизал лезвие, ах, пафос! Слизывать кровь противника с собственного оружия. Но. Леффлер не очень-то любит пафос и ему кажется это несколько глупым, поэтому он только коротко смеётся на чужие слова, — благодарю, дорогая, что разъяснила — я далёк от анатомии и тонкостях оружия в его форме, — мягко поясняет.
Когда Захари нетерпеливо одёргивает его, призывая к действиям — сильнее сжимает рукоять катаны, принимает удобную стойку, с которой выпад был бы максимально быстрым, не отнимающим драгоценное время на лишние движения.
— Прошу, дорогая, не торопите. Саломея умеет постоять за себя, а спешность — наш злейший враг, — мягко, но настойчиво одёргивает выпады нетерпеливой девушки. Но, впрочем, признаёт — его слишком напрягает факт того, что приходится сражаться девушкой и факты, что форма защитит её — не спасают. Это принципы, которые он никогда не будет нарушать. Не считая подобных критических ситуаций. 
Эрик вдруг становится сосредоточенным, без привычной улыбки, едва заметно щурит глаза, выдавая лёгкую близорукость. Ближе, миньон, ещё ближе, тебе же так хочется попробовать меня. Выглядит иллюзорно расслабленным, словно нарочно подставляясь под удар, на деле — сосредоточен на чужих движениях, смотрит в лицо миньона: этого достаточно, даже по нему можно проследить следующие движения.
Ты готова, Захари? Говорит мысленно, когда враг оказывается особенно близко, когда тот атакует: ловко уворачивается, в несколько шагов оказывается за чужой спиной.
— Милая, не ты первая, не ты последняя кто меня хочет, — воркует, занося руку. Губы сложены в полу улыбке, несколько обманчивой, но такой привычной. Удар попадает в цель, Леффлер — хмурится, этого не достаточно чтобы убить, но. Не любит он сражения, а это — только начало.
Бросает быстрый взгляд в сторону Саломеи, проверяя как она там. Жива, конечно же, и Эрик с некоторой гордостью думает: наш президент.

Отредактировано Eric Leffler (2014-08-19 23:04:31)

Пока Валери просвещает ее о природе собственной иронии, Саломея, увернувшаяся от атаки миньона, ищет взглядом Эрика и Захари. Находит и, медленно выдохнув, кивает главе исполнительного с видом каким-то странно-безразлично довольным, но одновременно говорящим «повредишь мое оружие – голову снесу». Она находит некий символизм в том, что Захари сама сбежала к Леффлеру: отдай она ее самостоятельно, было бы не так… увлекательно. Или что там Эрик говорил однажды про настоящую близость? Вот ей только оружием не хватало со своим студсоветом делиться. У них и так все как при коммунизме – общее.
- Валери, а ты не думала, что это просто вам шутить стоит поменьше, - замечает Саломея, как водится, без какого-либо выражения. Есть враги, способные абстрагироваться от внешнего, есть силы, которые смотрят в самую душу, и им все равно, как именно ты пытаешься их обмануть, сколько килограмм напускной веселости на твоих плечах; есть сражения, требующие полной отдачи и серьезности, и Валери еще не в курсе, но, кажется, у нее вот-вот будет повод отвлечься от собственной маски. Президент в общем-то совсем не против инфантильности и где-то даже безответственности близняшек – она не считает себя в праве их поучать, да и ей в общем-то все равно, как они воспринимают этот мир до тех пор, пока рукоять катаны ни оказывается в ее руке.
Валери оповещает ее о скорой битве с ведьмой, и Саломея легко ведет плечом – близняшка и не представляет, как скоро сбудется ее предсказание. И от того, что не представляет, предсказанное кажется Альстрейм довольно зловещим: откуда, интересно, она взяла? Вдруг их так задержат миньоны, что до ведьмы они не доберутся? Или вдруг все Косы Смерти успеют вперед? Или им, например, просто не суждено встретиться с ведьмой? Иногда странный иррационализм обеих Молоко вышибает президента из колеи. Однако куда больше ее тревожит отношение к ведьме, ощущающееся в словах Валери: «самая опасная тварь из ныне живущих, да?» Интересно, к ней она так же будет относиться в конце этого долгого дня? Но у президента нет времени на колебания – какая, в сущности, разница, кто и что к ней испытывает. Ей никогда не было дела до личностных отношений, и сейчас не время и не место что-то менять. «Делай, что должен, и будь, что будет», - однажды сказал ей дед, и Саломее этот совет пришелся по-вкусу. Нацеленная на результата, она никогда не задумывалась о сопутствующем ущербе, потому, вероятно, ее цели достигались с непостижимой временами легкостью: несложно делать, что должен, когда никакие моральные рамки тебя не ограничивают, когда понятия «совесть» не существует. Вот и сейчас задумываться об этом не стоит: президент, поймавшая чужую магию, видит, что ведьма удирает, прикрываясь миньонами. Видимо, Рубикон перейден.
- Май либен, не спеши, Эрик не успевает за тобой! - Не смей так рисковать, это опасно - идти в бой против ведьминских миньонов так... вот так! Ты же не прошла столько боев, сколько мы, май либен, не спеши... – Саломея понимает, что близняшке важен успешный исход миссии, но все-таки даже она замечает, как катаны пекутся о благополучии их повелителя. Ведьма решает не спорить с орудием – не сейчас. К чему доказывать и объяснять, она сейчас все покажет.
- Валери, я сейчас тебе кое-что скажу, а ты должна меня выслушать – я твой повелитель, не забывай, - мысленно обращается девушка в напарнице, предчувствуя возможную реакцию, но ее поток мысли прерывает появившийся за спиной второй миньон. Саломея чувствует его движения, чувствует потоки воздуха, и ей явно не до этой кошачьей проблемы; она, разобравшаяся в сути невидимой магии, уже поняла, что много неприятностей эти сущности им не доставят: недоделки, с которыми следует быстро покончить и не отвлекаться больше. Президент резко разворачивается в сторону нападающей, выкручивает катану и наносит режущий удар с боку, рассекая порождение магии на две части.
- Исчезни, - в дотлевающих сполохах чужой магии ее синие глаза сверкают сталью, и радостно тем, кто этого не видит. – Валери, у нас есть проблема покрупнее миньонов: здесь недалеко их хозяйка. Я знаю, ты ее не видишь сейчас – просто доверься мне, ладно? – Не теряя времени, Саломея обменивается мыслями со своим оружием набегу, устремляясь в сторону ведьмы. – Я все тебе объясню, но сейчас не до разговоров. Ты же хотела ведьму, просто закрой глаза и наслаждайся. – Открывает первую дверь – следует за остатками магии, своего рода магическому следу, что оставило за собой волшебство ведьмы. И, когда видит скопление магических ниточек, поднимает катану и замахивается для удара; выглядит это так, как будто президенту вздумалось повоевать с воздухом, но кто говорил, что будет легко?

Странное дело, но сейчас Эрика не покидало ощущение, что время вокруг — замерло. Не было страха, не было беспокойства, не было адреналина в крови. Он словно вышел на прогулку или, вернее сказать — на тренировку. Краем глаза наблюдал за Саломеей, чтобы не терять картину перед глазами, чтобы в случае чего — в чём он очень сомневался — смог быстро отреагировать и помочь.
Леффлер сражается сосредоточенно, молчаливо, с ленивым интересом наблюдая за тем, как миньон ловко уворачивается от его атак. Да только так ли ловко? Играть в кошки мышки явно было сейчас не самым подходящим временем и Эрик быстро наносит решающий, почти идеальный по исполнению техники, удар. Заканчивает почти одновременно с Саломеей. Почти. И её действия, если честно, буквально вытаскивают его из этого тягучего состояния неправильного спокойствия: губы дрогнут в улыбке, улыбка становится шире, несколько ироничной. Видела бы ты, дорогая, насколько комично это смотрится со стороны. Какой бы она не была, казалось бы, без эмоциональной, Эрик никогда не считал её таковой. Такая же живая, дышащая, настоящая. Со своими переживаниями какими-то, со своими желаниями, просто в другой полярности. Пожалуй, она ему нравилась.
Тем временем Захари всё не была успокоиться. Женщины — где ваше терпение? Нет, Эрик никогда не будет себе в напарника выбирать девушку. Сколько он пытался представить себе такое «сотрудничество» — крайне плохо это выходило и данная ситуация лишь подтверждала его убеждения.
— Милая моя, к чему такая спешка? Отвлекаться от своего врага на защиту той, кому она сейчас не нужна — было бы сейчас глупейшей и серьёзнейшей ошибкой, — мягко поясняет, направляясь в сторону президента быстрым шагом, вглядываясь в чужие очертания, в пространство перед ней: кого ты увидел там? Что? Удивительно это всё-таки. Интересно, а запах ведьмы могут свой скрывать?
— Не думаю что она видит того, чего нет, — всё так же добродушным, почти ласковым тоном: пожалуй, редко бывает так, чтобы Эрик переходил на другой, — думаю просто мы не видим того, что видит она, — Леффлер ровняется с Саломеей и ради приличия всё-таки тыкает её рукоятью катаны в бок, тонко усмехнувшись: любой каприз дамы, любой каприз. Ничего не говорит, только делает несколько шагов назад, один в сторону, на всякий случай принимая такую стойку, чтобы можно было атаковать. Мало ли что там. И даже комментировать происходящее — лениво. Господи, Эрик, что с тобой? Ты словно в библиотеку случайно забрёл, а не на поле сражения находишься. Впрочем, спокойствие лишь наполовину действительно: Леффлер ждёт подвоха от ситуации. Если Саломея атаковала, значит — было кого атаковать. И значит этот кто-то — тоже атакует.

Ведьма-негодница уворачивается, и Саломея фыркает про себя – ну вот, теперь Валери, не встретившая препятствий, точно подумает, что повелительница окончательно рехнулась. Они и раньше-то особенным ментальным здоровьем не отличалась, а теперь совсем двинулась. Ну а как еще объяснить, что она пытается разрезать воздух катаной? В этот миг Саломея почти жалеет, что она единственная, кто видит все это скопление магических ниток; если бы ни доверие младшей из близнецов, которое пока что оправдать не удалось, черта с два бы этот удар вообще вышел. Но какой толк рассуждать о неоправданном доверии, если сражение только предстоит – президент разворачивается, снова нацеливаясь на ведьму, но магический след той скрывается за очередным повротом.
- Удрать решила? – В ее голосе слышна редкая для ведьмы эмоция – удивление. Альтсрейм и правда удивлена: она думала, у них будет полноценный бой, а тут соперник удирает. Возможно, у нее есть дела поважнее войны со студентами. Может, она не хочет быть настигнутой и невидима не без причины. Ни одна уважающая себя ведьма, самолично напавшая на Шибусен, не станет бегать от сражения, если только у нее нет более глобальной миссии. Кажется, нам досталась очень важная ведьма.
Альстрейм, не теряя времени, следует за противницей, но, завернув за угол, застывает в недоумении: былого магического следа как ни бывало. Конечно, ведьме полностью от магии в себе не избавиться, и то тут, то там болтаются редкие ниточки, но теперь президент не в силах сходу безошибочно определить направление. Саломея безуспешно пытается подавить нервный тик – знала ведь, что стоит тщательнее следить за маскировкой души, а она каждый чертов раз забывает, что нужно прятаться с большей ответственностью. Видимо, ведьма ее почувствовала и решила ограничить использование магии. Как только она додумалась до этого, Саломее непонятно – если только способности президента уже не встречались однажды этой ведьме. С другой стороны, почему нет? Это Альстрейм вся такая неопытная, бесшабашная, а этой представительнице ведьминского клана мало ли, сколько лет. Про себя президент уже зовет внезапную гостью призрачной воровкой – сдается ей, она пришла воровать нечто очень ценное.
Отмахивается от подошедшего Эрика, который тычет ее в бок рукояткой катаны – не время. Пытается составить график движения ведьмы, вычислить направление, право на ошибку они не имеют; ограничитель души все еще на месте. Саломея не сомневается, что в таких обстоятельствах Шинигами все равно. Зато ей неожиданно не все равно – Захари и Валери. От скольких бы она проблем себя избавила, рассказав. Но президенту не хочется делать это так, в таких обстоятельствах. Но, сдается ей, выхода особо нет.
- Она направляется к подвалам, а я не могу с такого расстояния безошибочно почувствовать ее магию, тем более, что она ее урезала, - сообщает, развернув голову  к Эрику – он-то знает, о чем она говорит. – А я… - Ловит его взгляд и осекается: Эрик смотрит на нее так, как будто она дура последняя. Наверняка он почти задумал ей сказать, что все ее маленькие проблемы высосаны из пальца, а она сама – кусок бесполезнятины, как любит говаривать вице-президент. И этот взгляд он ей посылает с таким выражением лица, как будто имеет право. – Да пошел ты, - сквозь зубы цедит Саломея. – Все пошло, - сохраняя все же прежнее безразличие решает она. Ладно. Чему быть… Ограничитель летит к чертям, и ведьма мысленно обращается к оружию: «Готова к синхронизации?» Наверное, зря она так: надо бы было предупредить Молоко, с кем они заключили партнерство, но делать нечего, потому что благодаря снятому ограничителю Саломея ловит колебания прозрачной магии прямо за стеной перед собой – воровка там. – Синхронизация, - теперь останавливаться нельзя, и Альстрейм плевать, что в этом режиме она не может больше скрывать свою сущность; это первая их синхронизация, и у нее есть парочка секунд перед тем, как Валери все осознает и устроит ей скандал. Саломея надеется только, что он не будет слишком громким. В режиме сто процентных возможностей обе ее катаны монстры похлеще ее: могут использовать технику холода. Они обсуждали это, но президент никогда не думала, что однажды использует синхронизацию, до какой степени это будет сложно и как именно выйдет у них. И потому Саломея использует новую силу мгновенно после синхронизации (которая, надо признать, вышла на славу): пока Валери не осознала, пока она сама в состоянии управлять. Ведьма, пока еще не зная, на что они с оружием способны вместе, но решив, что холод сработает всегда, направляет оружие на стену перед ней, за которой маячит невидимка, и через секунду стена покрывается серебристыми прожилками, трескается и лопается от запредельно низкой температуры, и президент, используя эффект неожиданности и холодный пар, за которым ее невидно, набрасывается на теперь уже видимую воровку – все это занимает не больше пары секунд.
Два дюйма – и катана коснется коротко стриженной головы. Два дюйма – и угроза будет ликвидирована. Два дюйма – и ее откидывает назад, швыряет о стенку, вышибая дыхание. Два дюйма – и изо рта идет холодный пар, а президент чувствует, как холодом сковывает внутренние органы, как немеют пальцы на руках. За два дюйма до победы Саломея выпускает не желающую повиноваться, рассинхронизованную катану из рук – видимо, стоило все же предупредить.
- Валери, - пытаясь почувствовать собственное дыхание, хрипит ведьма. Голос звучит сухо, как будто в горло ей налили жидкого азота. Гортань обдает холодом. Альстрейм кажется, что она промерзает изнутри. Вот тебе и безупречная синхронизация. Кажется, у них проблемы похлеще разрядов тока. Ну прости, - мысленно бормочет Саломея. Надо было предупредить. А скандал все-таки на славу.

Саломея не теряла зря времени: удар — стена разламывается на крупные камни, пыль вздымает вверх плотным клубом облака, неспешно, лениво опускается на каменный пол, показывая сперва только очертания присутствующих. Грохот, звон, тяжёлое дыхание. Очертания становятся яснее.
Саломея. Валери. Ведьма.
Эрик раздражённо дёргает плечом, тяжело вздыхает, не сдерживает невольную, мимолётную, неприязнь ко второй близняшке — прекрасно понимает причину её реакции и не одобряет такого отношения: вот так запросто отказаться от той, с кем столько времени провела вместе? С кем жила, с кем смогла _синхронизироваться_? Лицемерие. Эрик терпеть не может лицемерия. И Захари, наверняка, почувствовала его невольный негативный всплеск.
— Прости, милая, — мягко, искренне извиняясь: вторая не причём. Никто не при чём. Ни ему судить. Но. Но. Но, — и прости за то, что я не отвечу на твой вопрос, — вздыхает, плотнее перехватывает катану, принимает боевую стойку, — это должна сделать Саломея. Сама, — объясняет, — но, чтобы она не сказала — не забывай вашего времени, не отнимай любви к вашему времени, помни, что это она помогла нам поймать ведьму, — голос удивительно ровный, сосредоточенный: никакого шутовства — Эрик предельно серьёзен, в голосе даже звучит почти требовательность, почти мольба — не забывай. Ведь это — важнее всего.
Выпад. Ведьма реагирует быстро — удар за удар: Леффлер не знает насколько серьёзный урон смог нанести ей и смог ли вообще, сам же отделался лёгким ушибом, успев вовремя защититься катаной.
— Захари, ты в порядке? — глухим, хрипловатым голосом, — и прости, но сейчас я снова атакую: есть приём в запасе — пан или пропал. Мы не может терять ни секунды. Если Саломея с Валери успеют присоединиться — хорошо, если нет — всё на нас. Время дорого, понимаешь? Мы ведь не позволим тому, ради чего Саломея пожертвовала вашим доверием к ней, пропасть зря? — голос снова бодр, голос громкий — мы сможем, Захари. Даже если атака не удастся —  мы выиграем время.
Шаг назад. Ресницы опускает, руку, сжимающую с катаной — тоже. С левой ноги, ты должен начать с левой ноги — не забывай.

Отредактировано Eric Leffler (2014-09-04 02:02:27)

- Ведьма, - неприязненно выплевывает Валери.
- Дура, - в ответ перебивает Саломея без каких-либо негативных чувств. Все, что она чувствует сейчас, лежа на полу посреди оставшихся от стены ледяных глыб – упущенную возможность. Где-то внутри пляшет еще разочарование; отчасти в Валери: люди слабы, люди не могут переносить непредвиденное, безболезненно отходить от плана, люди подвластны эмоциям, ставят их всегда на первое место, рискуя собственной головой ради пустяка; но больше – какое-то абстрактное. Саломея понимает, что близняшка реагирует по-человечески нормально, натурально – такой реакции она и ждала, такой исход было легко предсказать, непонятно, почему она надеялась этого избежать. И ни капли не злится на саму Молоко, лишь на момент, который выбрала для неудачного признания. Но ведь и президент не могла предсказать, что ей придется раскрыть себя именно в таких обстоятельствах. Просто тянуть не стоило. Где-то в подсознании она до сих пор не может отделаться от мысли, что это тоже временно: этот союз, как и все прочие до него, не должен был перерасти ни во что прочное, долгое и серьезное, поэтому Альстрейм не спешила признаваться, и никто из ее прошлых оружий не знал о ее потаенной сущности – ей никогда не приходилось использовать резонанс. И Саломея никак не ожидала, что с близняшками они дойдут до этого, правда, ее немного поражала их настырность – они продержались как команда долго, дольше, чем кто-либо прежде. Как бы то ни было, «дура», адресованное Валери звучит только потому, что нельзя поддаваться эмоциям посреди сражения. Ну, Саломея так считает. Саломея и не поддается – дурной вкус.
- Пробраться в академию тайком... как низко же вы пали, фройляйн Альстрейм. – Хуже времени и выбрать нельзя. Президент видит, как за спиной Валери всполохом мелькают огненные волосы Эрика (да уж, здесь он ей не поможет, а ей бы как раз пригодились его коммуникативные навыки), и как тают очертания призрачной воровки. Она прекрасно понимает, что шансов против невидимого противника у Леффлера и Захари практически нет.
Ей все еще сложно дышать после развалившегося резонанса, из легких до сих пор выходит холодный пар, а кончики пальцев покалывает, как будто она пробыла долгое время в холодной воде; ей сложно двигаться или даже подняться – видимо, она все-таки очень серьезно пострадала. Но времени на споры у нее тоже нет. Объяснять, рассказывать – слишком долго, а ограничителя душ нету и в помине. Поэтому Саломея решает насладиться моментом свободы и хоть как-то исправить ситуацию. Сознание разгневанной близняшки открыто и уязвимо, в ее голове творится беспорядок из тысячи мыслей, и ведьме даже в таком состоянии не составляет труда проникнуть в юную голову – в сознание Валери тут же вспыхивают тысячи картинок, сменяются одна другой, гаснут, занимая не дольше доли секунды; в ее мозгу проносятся сцены из жизни президента, с самого рождения семнадцать лет назад, те моменты, которые ей нужно знать, те моменты, которые все объясняют и сводят на нет ее обвинения: дед, знакомство с Шинигами, детство в стенах города, поступление в Академию, обрывки каких-то речей, редкие моменты эмоций. Все это служит заменой никчемных слов и занимает куда меньше времени. И пока близняшка стоит, парализованная этими видениями, Саломея раздумывает о том, как ей подняться. За своими мыслями она забывает следить за Эриком и Захари и находит их глазами слишком поздно – что-то явно идет не так. Поток видений в голове оружия обрывается, Саломея сосредотачивается на том, что дела у них плохи, а колдовать сразу все она не может – помилуйте, ей семнадцать в конце концов. Поэтому вместо объяснений для Валери она колдует души миньонов, которые привычным заклинанием складываются в щит перед Эриком и Захари, прикрывая их от прозрачной ведьмы, которую сейчас может видеть только президент. И она не знает, что захочет сделать ее противница в следующий момент, поэтому остается только прикрыть тех, кто сражается, пока она тут разлеживается и выясняет отношения.